«Умопомешательство до такой степени распространено между людьми, что замешавшийся среди них здравомыслящий человек представлял бы своего рода ненормальное явление».
Паскаль
Вот говорят, что все знаменитые люди страшно сексуальны. Ну, это и так понятно, а что им еще делать-то.
Но, если присмотреться, чем же они все-таки еще от нас отличаются?
Мы, конечно, кое-что подозреваем. Кое о чем догадываемся… Но, чтобы не быть голословными, откроем Чезаре Ломброзо.
И вот что мы узнаём.
Джамбаттиста Вико, крупнейший итальянский философ эпохи Просвещения и творец современной философии истории, когда еще не был таковым, в детстве, упал с высочайшей лестницы и раздробил себе теменную кость.
С этого, собственно говоря, все и началось. Гратри, вначале плохой певец, сделался знаменитым артистом после того, как большое бревно упало ему на голову. Митрополит Макарий, отличавшийся замечательно светлым умом, был до того болезненным и тупым ребенком, что совершенно не мог учиться. Но в семинарии кто-то из товарищей во время игры прошиб ему голову камнем, после чего способности Макария сделались блестящими, а здоровье совершенно поправилось. Да и Жан Мабильон, французский историк и «отец» палеографии, смолоду совершенно слабоумный, достиг известности сразу после того, как его ранили в голову.
Помимо этого, некий Галль сообщал, что знал одного датчанина-идиота, умственные способности которого сделались блестящими после того, как он в 13 лет скатился с лестницы головою вниз. А несколько лет тому назад, как пишет Ломброзо, один кретин из Савойи, укушенный бешеной собакой, сделался совершенно разумным человеком как раз перед смертью.
А теперь приглядимся, каковы же они были, эти знаменитости.
Ампер, например, до такой степени живо чувствовал красоты природы, что едва не умер от счастья, очутившись на берегу Женевского озера. Живописец Франчиа таки умер от восхищения, после того как увидел картину Рафаэля. Найдя решение какой-то задачи, Ньютон был до того потрясен, что не мог вообще более продолжать своих занятий. Сантени сошел с ума от радости, найдя эпитет, который тщетно искал долгое время. Архимед, восхищенный решением задачи, немедленно стал бегать голым по улицам с криками «Эврика!»
А сколь странны были их причуды.
Ньютон однажды стал набивать себе трубку пальцем своей племянницы. Паскаль в молодости страшно развратничал, а потом считал безнравственным даже поцелуй матери.
Тюшереле забыл, как его зовут. Дидро, нанимая извозчиков, забывал отпускать их, и ему приходилось платить им за целые дни, которые они напрасно простаивали у его дома. Впрочем, он забывал не только извозчиков, он так же не помнил месяцы, дни, часы и людей, с которыми начинал разговаривать, произнося перед ними целые монологи.
Знаменитый живописец фон Лейден воображал себя отравленным и последние годы своей жизни провел, не вставая с постели. Томмазо Лойд, когда стихи выходили у него не столь удачными, как хотелось бы, опускал их в стакан с водой, «чтобы их очистить «. Все, что случалось ему найти в своих карманах, была ли это бумага, уголь, камень или табак, он имел обыкновение примешивать к пище и уверял, что уголь очищает его, камень минерализирует и так далее.
Моцарт был убежден, что итальянцы собираются отравить его. Мольер страдал припадками. Россини (двоюродный брат которого был идиотом) после невыгодной покупки дворца вообразил, что теперь его ожидает нищета, ему придется просить милостыню и что умственные способности навсегда оставили его. После чего он немедленно утратил музыкальный талант и возненавидел разговоры о музыке.
Шумана преследовали говорящие столы, обладающие всеведением. Потом Бетховен и Мендельсон из своих могил начали диктовать ему мелодии. После чего он стал ненасытен в сексе. Феликс Мендельсон (еще при жизни) сообщал: «Вчера у меня был Шуман и целый час о чем-то молчал, из чего я, наконец, заключил, что он охотно представил бы публике свою новую симфонию. Он выкурил две сигары, два раза провел рукой по рту, издал какой-то звук, взял шляпу, забыл перчатки, кивнул головой, пошел не в ту дверь, затем в ту — и ушел.» В 1854 году Шуман бросился в Рейн, но восемь рыбаков все-таки извлекли его из ледяной воды и спасли.
Огюст Конт, основатель позитивной философии, на протяжении десяти лет лечился от психического расстройства, а по выздоровлении без всякой причины прогнал свою жену. Перед смертью он объявил себя апостолом и священнослужителем материалистической религии, хотя раньше проповедовал немедленное уничтожение всякого духовенства.
Великий математик Больяи, исправивший геометрию Евклида, вызвал на дуэль 13 молодых людей, состоящих на государственной службе, а в промежутках между поединками развлекался игрою на скрипке, составлявшей единственный предмет в его доме. Когда ему назначили пенсию, он велел напечатать белыми буквами на черном фоне пригласительные билеты на свои похороны и сделал сам для себя гроб (подобные подозрительные странности наблюдались еще у нескольких математиков). Через семь лет он напечатал второе приглашение на свои похороны, считая, вероятно, первое уже недействительным.
А как они были обидчивы.
Буало и Шатобриан не могли равнодушно слышать похвал кому бы то ни было, даже своему сапожнику. Аббат Каньоли до того гордился своей поэмой, что приходил в ярость, когда кто-нибудь не раскланивался с ним. «Как, вы не знаете Каньоли?» – спрашивал он у всех.
Когда итальянский поэт Уго Фосколо разговаривал однажды с некоей госпожой, за которой ухаживал, и та посмеялась над ним, он пришел в такую ярость, что закричал: «Вам хочется убить меня, так я сейчас же у ваших ног размозжу себе череп!». С этими словами он со всего размаха бросился головою вниз на угол камина. Шопенгауэр приходил в ярость и отказывался платить по счетам, если его фамилия была написана через два п. Уайстон не решался издать опровержение ньютоновской хронологии из боязни, как бы Ньютон не убил его. Франсуа Малерб, один из основоположников классицизма, умирая, поправлял ошибки в речи своей сиделки и отказался от напутствия духовника потому, что тот был плохим оратором.
Два француза, Жан Лерон Д›Аламбер — математик, механик, философ, просветитель, энциклопедист и даже почетный член Петербургской АН и Жиль Менаж – поэт, писавший свои стихи сразу на латыни, французском, итальянском и древнегреческом языках, спокойно переносили самые мучительные операции, но заливисто плакали от легких уколов критики. Лючио де Лансеваль хохотал, когда ему отрезали ногу, но не смог вынести придирок литературоведов. Когда Том Фанте де Ланьи, французский математик, вычисливший число «пи» с точностью до 127 десятичных знаков, упал в глубокий обморок, и его невозможно было привести в чувство, кто-то вздумал спросить у него, сколько будет 12 в квадрате — он тотчас же вскочил и ответил: «144!». Себуйа, арабский грамматик, умер с горя оттого, что с его мнением относительно какого-то грамматического правила не согласился халиф Гарун аль-Рашид.
А чего стоили их родственники!
Отец Фридриха Великого и мать Джонсона были помешанными. У Карла V мать страдала меланхолией и умопомешательством. У Бетховена отец был пьяница. У Шопенгауэра дядя и дед — помешанные, отец – чудак-самоубийца. У Байрона мать – помешанная, отец — бесстыдный развратник, дед – знаменитый мореплаватель.
Сестра Ришелье воображала, что у нее стеклянная спина, сестра Гегеля – что она превратилась в почтовую сумку. Сестра Николини пару раз пыталась его убить. Сестра Ламба убила-таки в бешенстве свою мать.
У Циммермана помешанным был брат. У Кернера — меланхоличка сестра и помешанные дети. У Манцони умопомешанными были сыновья. У Вилльмена – отец и братья. У Конта – сестра. У Пертикари и Пуччинотти – братья. Ну, а сын Петра Великого был пьяница и маньяк.
И вот результат.
Почти сошли с ума Шуман, Бетховен, Гаршин, Гоголь, Руссо, Ницше, Гендель. Наполеон до смерти боялся белых лошадей, а Петр I – насекомых. Юстиан II, император Византии, с воплями прятался под кровать и кусал за головы придворных. У Гофмана была мания преследования, Ван Гог считал себя одержимым бесом, а поэт Гельдерлин убил себя в припадке меланхолии. Мотанус, всегда жаждавший уединения, кончил тем, что считал себя превратившимся в ячменное зерно, вследствие чего не хотел выходить на улицу из боязни, как бы его не склевали птицы. Джеймс Харрингтон в 17 веке решил, что Англия должна стать республикой, сочинил ее конституцию, после чего немедленно вообразил, что мысли вылетают у него изо рта в виде пчел и птиц, и спрятался в беседку с метлой в руке, чтобы разгонять их. Ну, и окончательно спятили Гуцков, Перголези, Нерваль, Батюшков, Мюрже, Сальери, физиолог Мюллер, a также Мюссе, Боделен и Мопассан.
Что еще после этого оставалось делать?
Клейст, Жерар де Нерваль, Мюссе и китайский поэт Ло Тай Ке стали пьяницами, а Эдгар По, Ленау, Соути и Гофман начали пить запоем.
Кстати, всего лишь от одного пьяницы, Макса Юке, произошли в течение 75 лет 200 человек воров и убийц, 280 несчастных, страдавших слепотой, идиотизмом, чахоткой, 90 проституток и 300 детей, преждевременно умерших.
И вот, в итоге:
Известный живописец Мак-Кленель, сойдя с ума, сделался поэтом, а физик Мельмур после потери рассудка превратился в литератора. Но, видимо, и это их не спасло.
В конце своего исследования Ломброзо заключает: «Мне случалось лечить также евреев, бывших ранее чрезвычайно религиозными; первым симптомом помешательства являлось у них желание креститься, но по выздоровлении они тотчас же возвращались к прежним верованиям».
Ну вот. Как всегда. Только евреям и повезло.