Фрина, прозванная «застенчивой гетерой», была одной из самых скромных суперзвезд древней Греции. О ее стыдливости ходили легенды. Странно, что при ее почитаемой в Афинах профессии, она была так переполнена комплексами, что занималась сексом исключительно в темноте, с закрытыми глазами, никогда не ходила в знаменитые общественные бани и не раздевалась публично.
А может быть, у нее и не было никаких комплексов, может быть, она просто стеснялась. А, может быть, и не стеснялась, но кожа ее была настолько странного желтого оттенка, о чем упоминали современники, что она не хотела, чтобы на нее глазели. А может быть, она вообще болела желтухой.
В действительности трудно понять эту Фрину, да и вообще гетер, а тем более древнюю Грецию, а если разобраться, то и весь этот IV век до нашей эры.
Фрина, например, будучи общественным эталоном скромности, поспорила, что совратит философа Ксенократа, пробралась к нему ночью, залезла в постель, не смогла добиться эрекции, с криками убежала прочь, а деньги за проигранное пари так и не отдала, заявив, что спор шел о том, чтобы «разбудить чувства в человеке, а не в статуе».
И хотя секрет стойкости Ксенократа был достаточно прост и всенародно известен – его возлюбленным в то время был философ Полемон (кстати, до Полемона Ксенократ был учеником и любовником самого Платона!), стыдливые гетеросексуальные потомки доказывают теперь, что, во-первых, Ксенократ был невероятно «строгого добродетельного нрава», а, во-вторых, — девственен, забыв о том, что девственность до окончательной победы христианства считалась быстро проходящим недостатком в гораздо большей степени, чем достоинством.
Вообще же, узаконенный общественным мнением, легитимный и чрезвычайно популярный институт мужского и женского гомосексуализма был одной из самых примечательных черт Древней Греции. Он был, пожалуй, ее не менее приметной чертой, чем философские школы, гимнасии и науки. Собственно говоря, мужчине в то время (а тем более, ученому мужу!) неприлично было не иметь молодого ученика-любовника, а уж для женщины вообще считалось дурным тоном не обладать юной наперсницей («возлежащей на персях» в буквальном смысле этого слова). Поэтому никого и не удивляло в то время, что отряд в триста спартанцев был составлен из 150 любовных пар (имелось в виду, что герой готов отдать жизнь за возлюбленного), и никто не находил ничего странного, а уж тем более предосудительного в том, что Сократ «считался апологетом любви к юношам».
Но, несмотря на этот буйный гомосексуализм, Фрине все-таки удалось стать любовницей почти всех знаменитых людей Афин, накопить, таким образом, кучу денег и после того, как Македонский разрушил стены Фив, предложить восстановить их, повесив мемориальную доску «Фивы разрушены Александром, а восстановлены Фриной». У гордых жителей Фив от такой наглости перехватило дух, и они отказали нахалке.
Вообще Фрина, несмотря на свой робкий характер, сумела переспать с таким невероятным количеством афинских граждан, что, в конце концов, их разозленные жены выдвинули против нее обвинение «в развращении выдающихся граждан и отвращении их от службы отечеству». На «развращение» особого внимания не обратили, но второй пункт для Афин того времени тянул на смертный приговор.
Тогда Фрина пообещала отдаться знаменитому Гипериду, если он выступит с речью в ее защиту. Предтеча многомиллионной армии адвокатов оратор Гиперид не произнес ни одного слова в ее защиту — он поставил Фрину перед судьями и сорвал с нее одежду. Судьи оторопели. Долго все вместе исследовали они прелести куртизанки, после чего пришли к единодушному выводу: она невиновна.
После такого оправдательного приговора популярность Фрины среди мужского населения Греции возросла невероятно.
Пракситель так вдохновился, что познакомился с ней поближе и отлил с нее золотую статую Дианы Эфесской, а знаменитый Апеллес слепил с нее Афродиту.
Ну?.. А если бы она не была столь скромной?
P.S.
Кстати, все это происходило в то время, когда греки еще дружили с евреями, Апион еще не жаловался, что «евреи похищают грека, откармливают его в течение года, а затем приводят в лес, клянутся в ненависти и поедают его», а спартанский царь Арей, наоборот, утверждал в письмах иерусалимскому первосвященнику Онию, что «иудеи и спартанцы одного происхождения и ведут род свой в одинаковой мере от Авраама».