Что бы там не говорили историки, главной заслугой перед человечеством Жана Поля Сартра, философа, писателя, драматурга и знаменитого филосемита, отказавшегося от ордена Почетного легиона и Нобелевской премии по литературе, создавшего «экзистенциализм» и возглавившего «движение левых», было построение новой сексуальной ячейки общества – «большой семьи». Именно этим занимался он, будучи безвестным студентом, немецким военнопленным, участником Сопротивления, наркоманом, алкоголиком, анархистом, экзистенциалистом, почти коммунистом и всемирно известным философом. Этому он посвятил жизнь. И жизнь эта удалась!
Соединившись с Симоной де Бовуар, в будущем профессором философии, писательницей и «яростной феминисткой», изгнанной режимом Виши из университета за сексуальную связь с одной из студенток, он заключил союз, в котором исключались «брак, соблюдение верности и моногамия», но предполагались «искренность, откровение и отсутствие тайн». Этот союз был уникален во всех отношениях – два новомодных философа, воплощение парижской богемы, провозгласившие основной принцип экзистенциализма «Вы свободны, поэтому выбирайте!», по описаниям друзей выглядели так : «он был небольшого роста, с брюшком, слепой на один глаз, она отличалась элегантностью, носила тюрбан, одевалась в яркие шелка или во все черное». Сам Сартр иногда принимал наркотики, иногда пил, время от времени жал руки Кастро, Че Геваре, Хрущеву и Мао, но семья, возглавляемая Бовуар, следила за его физическим и духовным здоровьем, отгоняя слишком ретивых поклонниц и политиков. Так, несмотря на образ жизни, несколько отличавшийся от привычного, ему удалось дотянуть до 75 лет и стать одной из выдающихся фигур современности.
«Большая семья» создалась спонтанно – первой в нее вошла импульсивная русская подданная, скорее всего, еврейского происхождения, Ольга Казакевич — студентка Симоны, влюбленная в нее, а потом и в самого Сартра. Ничего не планируя, они зажили втроем. Следующей стала Ванда, сестра Ольги, которую Сартр вынужден был лишить невинности, так как по недоразумению эта зрелая девица была еще девственницей. Жан Поль признался Симоне: «Должно быть, я очень люблю ее, коль взялся за такую грязную работу». Возможно, он вслед за Реми де Гурманом считал, что «целомудрие — самое неестественное из сексуальных извращений».
Через некоторое время семья пополнилась огненно-рыжей еврейкой Бьянкой Бьененфелд. После чего к ней добавился бывший студент Сатра Жак-Лорен Бост, который полюбил Ольгу, и которого полюбила Симона. Впоследствии к ним присоединилась еще одна еврейка, семнадцати лет от роду, Арлет Элкаим. Она приехала из Алжира, и Сартр даже решился жениться на ней, чтобы предотвратить ее депортацию, да к тому же всей семье показалось вдруг, что она забеременела. В результате Сартр нашел лучший выход из положения – он удочерил Арлет. После чего все решили, что Сартр – окончательный филосемит, пересчитав количество его еврейских любовниц. Сартр разразился знаменитыми «Размышлениями по еврейскому вопросу», где и прозвучало его прославленное: «антисемитизм не проблема евреев, это проблема неевреев». Впрочем, Арлет стала их последним семейным приобретением. Состав их большой семьи стал, наконец, постоянен.
Конечно, были еще приходящие и уходящие, просто любовницы Сартра, любовницы и любовники Бовуар, но к семье они уже не имели отношения. В отличие от всезнающих моралистов Сартр мог честно воскликнуть: «Я так и не постиг, как положено вести сексуальную и эмоциональную жизнь!». Он всегда старался быть честным, ему принадлежит беспощадная фраза «ад – это другие!». Сартра обвиняли во всех смертных грехах, в безнравственности и в дурном влиянии на молодежь. Его книги о евреях вызвали взрыв возмущения в антисемитских кругах, а его мысль о том, что кровь евреев, пролитая нацистами, – на руках всех неевреев и всех христиан, ему так и не смогло простить юдофобское большинство.
Моралисты и сторонники моногамии с едва сдерживаемым злорадством встречали каждую ссору в его семье как неопровержимое доказательство собственной правоты. Их не смущало количество конфликтов, лжи и измен, регулярно сопровождающих моногамные браки. С восторгом приняли они ранний роман Симоны де Бовуар «Она пришла, чтобы остаться», написанный в тот момент, когда к ним примкнула Ольга, и началась жизнь втроем. В романе, как писали критики, «повествование заканчивается искусно задуманным убийством общей любовницы».
Во всяком случае мы можем констатировать, что это произошло только на бумаге — в реальной жизни члены семьи испытывали друг к другу самые нежные и сильные чувства. Эти люди во время немецкой оккупации даже создали из семьи ячейку Сопротивления. И хотя некоторые маки и люди, ушедшие с де Голем, с полупрезрением называли это «сопротивлением кафе Флор», по названию кафе, где они собирались, все-таки надо было иметь немалое мужество, чтобы печатать листовки и рисковать собой в тот час, когда, как выразился ректор Парижской Академии, вся Франция под руководством правительства Виши была «устремлена к
реставрации моральных и семейных ценностей».
После войны взгляды семьи тоже не совпали с идеалами большинства. Сартр стал идеологом левых сил, безумных студентов и беззаветных борцов с колониализмом. Пять тысяч ветеранов алжирской войны ответили ему, промаршировав по Елисейским полям и скандируя: «Смерть Сартру!». Его дом забросали гранатами.
Он умер в 1980 году. За несколько лет до этого Сартр почти ослеп. Он уже не мог писать, он диктовал. Он диктовал свои размышления об этой счастливой «беспорядочной жизни, исполненной бурной, неукротимой, необузданной свободы».
Перед смертью он запретил свои официальные похороны. Но, как свидетельствует биограф, «по мере того как похоронная процессия двигалась по Парижу, к ней присоединилось 50 тысяч человек».
Симона де Бовуар написала: «Его смерть разлучает нас. Моя — не соединит нас снова. Великолепно, что нам было дано столько прожить…».
Через шесть лет умерла и она.
Приложение
«Имею честь предложить вам исключить из ведомства парижской Академии мадемуазель де Бовуар, профессора философии в выпускном классе лицея Камиль Се, и г-на Сартра, профессора философии в выпускном классе в лицее Кондорсе.
Уже во время работы в Руане мадмуазель де Бовуар оказывала, по всей видимости, на некоторых из своих учениц подозрительное влияние; с одной из них, мадемуазель Сорокиной, она впоследствии поддерживала в Париже отношения, в характере которых… не приходится сомневаться.
В этот час, когда вся Франция устремлена к реставрации моральных и семейных ценностей, дальнейшее пребывание мадемуазель де Бовуар и господина Сартра на кафедрах ведомства среднего образования представляется мне недопустимым. Мы не можем оставить нашу молодежь на учителей, которые сами не умеют себя вести.
Ректор парижской Академии»